Пересвет пишет:
Русальские пляски
Гряная неделя, семик, зеленые святки, проводы Весны.
Что в это время происходит:
Это время – конец мая или начало июня, время полного распускания зелени, полный расцвет и наивысшая точка Весны – время прощания с ней и встречи Лета.
И почитаются в эти дни особенно духи Весны, женоименные и ликом прекрасные – сама Мать-Сыра Земля, спутницы ее – Русалии, Берегини – духи, совершающие пробуждение Земли и созревание всего растущего, и царица их – Леля, вечно юная, сама Весна-Красна.
Обряды русальных дней обращены к стихиям, в которых в эти дни сила явлена наиболее – к распустившейся зелени, утренней росе, живой воде родников и колодцев.
Русалии – духи росы, могучие, но приятные видом и мягкие нравом. Великие Русалии, числом тридесять, служат самой Великой Матери. Большую часть года они проводят в царстве Белого Света, где Мать варит их в волшебном котле, возвращая, возрождая их юность, красоту и чудесную силу.
Когда земля освобождается от снега и настает пора появиться первой зелени – русалии в облике птиц с девичьими головами прилетают на землю. Они могут показаться и в облике птиц, на которых прилетает Весна.
Из своей светлой страны они приносят в рогемедвяную росу с ветвей Древа Жизни, русу – свет, разливают ее на поля, заботятся об опылении цветов, сообщают живительную силу бегущей воде ключей и потоков. Кроме этих Великих, Небесных Русалий, есть бесчисленные «русалки», что живут в каждом месте, храня его, за что и почитаются Берегинями.
Местом их жительства называют то речной или озерный берег, то саму воду, то поле, то лес, но всегда – место, где есть вода и зелень. Самые сильные из них – озерные девы. Где они живут, когда вода замерзает – о сем мало кому ведомо.
Выливая свою живительную росу, русалии вызывают расцвет и созревание всей Природы. Их дело совершилось – Природа доспела, теперь она способна к оплодотворению. Само диво зарождения новой жизни связано со скорым приходом новой силы – мужского начала, которое до сей поры тоже доспевало своим чередом, но до времени к действу, которое творят Русалии, ему путь закрыт.
Свою дивно-девственную работу девы-Берегини тщательно берегут от преждевременного вторжения со стороны, пока не достигнет Земля полной зрелости. Этот долгожданный миг наступит на Купалу, когда к магии Зелени и Воды прибавится магия Солнца и Огня, когда вся Природа торжествует Венец жаркого и плодоносного Лета.
Русальные дни – дни последнего ожидания перед скорым брачным торжеством.
Леля и Русалии – покровители и подмога всем юным девам, тем, кто внутри себя творит то же волшебство, что и Русалии на зеленых полях и рощах.
Расцветая первой женской красой, дева получает от Богов священный дар – силу очарования, отовность к самому великому чуду на свете. Мать-Сыра Земля и ее духи-Берегини от первой весны мира и доселе хранят-берегут вещую память и знание, для этого чуда необходимые.
К девичьему знанию, в природе сокрытому, обращены игры и хороводы девушек у родника или стройной и молодой березки – последняя память о тайных обрядовых союзах, в которых от мудрых и сведущих жен к едва окрепшим девочкам-невестам передавалась наука очарования и любовной волшбы.
Волшебное знание, хранимое Русалиями, связано с подвластными им стихиями – Водой и Зеленью. Магия трав, тайны отваров и настоев, живительные свойства рос, гадание по пению птиц, волшебство плетеных узоров, сложенных корнями и побегами растений, струями бегущей воды – от них.
В волшебные ночные часы на причудливо спутанных древесных кронах, на свитых в перекрестки дорогах ими сплетается-свивается сложная плетенка животворного заклинания, завивают в нее Русалии лучи лунного света, звонкие жилы родников, струи растительных соков.
Не от того ли завивания иное имя их – Вилы? Русалии хранят и тайны исцеления – немало известно сказов разных народов, в которых люди получили искусство лечения от русалок и других обитателей вод.
Русалия, как всякая красавица, очаровательна, но и опасна. Она как покровитель девичьей юности, хранит самые волшебные начала надлежащего девам ведания. Но берегись – она не столько передает его, сколько устраиваетдовольно строгие испытания.
Часто русалия, сидящая на березе или играющая на речном берегу, загадывает загадки «девкам-семилеткам». В этих загадках сокрыто самое необходимое для жизни в нашем мире. Не нашедшейся, что ответить, или поддавшейся на лукавый обман, может прийтись туго.
Опасна она и для случайно встретившегося парня, который может нежданно-негаданно испытать всю силу ее очарования. Из-за этого по деревням, особенно среди тех, кто не был уверен в своей стойкости против такого испытания, к русалиям, русалкам, малкам относились настороженно и с опаской, хотя и не могли не признать важность их деяния для будущего урожая и счастливой жизни. Как только Русальное время проходит, беспокойную соседку стараются проводить как можно дальше.
Так же, подобно Великим Русалиям древних сказаний и их близкой родне – бесчисленным русалкам, на ветвях сидящим бледным девам народных быличек, шаловливым, но чарующе-печальным обитательницам речных берегов и перекрестков дорог, вели себя и дочери славянские, удаляясь в березовую рощу, на пригорок, для «седмицких» хороводов и только к этим дням приуроченных игрищ.
Мужеский пол, дети и даже девочки, не достигшие возраста невесты, в этих собраниях участия не принимали. Только в самое последнее время, когда благополучно забылось все, что можно было сокрыть, и осталось одно веселье по случаю весны, троицкие игрища становятся совместными.
Мужам в эти дни есть свое дело-деяние. Их сила до Солнцеворота скрыта как бы под землей – во дни буйства русалок мужскому началу остается «черная работа», связанная с движением подземных вод и течению соков по корням растений. Сии праздники ознаменованы для мужей почитанием Стрибога – Неба и Дажьбога – Света, от которых приходит Погода, и потому зависит созревание полей и иных природных даров.
Но наипаче чтили Вещего Стража подземного мира, в Землю – жилище которого – на сохранение отдана судьба рода, в семени заключенная. Он, Вещий, во всякий облик обращается, не чужд был ему и женский образ, посему и надеются люди на него как на защиту от разгулявшихся шалуний.
Особыми обрядами чтили в эти дни его «прибога» – проявления, Семаргла – Дива, духа вечного преображения, стража подземных вод, он же Переплут – хранитель переплетающихся корней растений, податель урожая, к которому обращались также и в дни первых плодов.
Этот дух не из тех, кто обращает взоры в небесную высь, но весьма почитаем за свой труд, наиважнейший в земном цикле-круговороте смертей и возрождений. Хотя и долю отчуждения, с которой связано пребывание в «темном» подземном мире, он тоже принимает на себя. Оттого служба духу превращений связана с «выворотом», с некоторым отказом от ряда человеческого бытия.
В честь Переплута ставились капи из дивно переплетенных корней, подобных извитому в пляске подземному зверю, ибо нет сильнее образа, чем созданный самой Природой. Его силою танцевали свое «многовертимое плясание» русальцы.
Чародейство русальских дружин, южными нашими братьями сохраненное, так же жестко ограничено мужским кругом, как семицкие игры Руси – кругом девичьим, но происходит публично, на глазах у всей общины, которая постепенно вовлекается в танец. Посетить русальские игры считается необходимым, чтобы народ был здоров и телом и духом, чтобы родили поля.
Совместный характер носило и весьма распространенное по деревням на Руси в конец Русальной недели шествие – «проводы», «изгнание русалки», сопровождавшееся ряжением. В каждой местности оно происходит по-своему, общим для всех них остается образ некого растительного божества, которое провожают, где добром, где изгнанием с жесткими колотушками – за черту-границу обитания.
Об этом же играются «похороны» всех видов – Костромы, Моромы, Махони, Хоботьи Аксеновны, реже мужеименного Макарушки или Кострубоньки. Но даже если хоронят «мужика», то женская сила все равно присутствует – он либо принял смерть от воды, утонул, либо находит в воде последнее пристанище.
В этой игре покойница может быть представлена живым человеком – тогда чаще всего она оживает и гоняется за теми, кто ее хоронил и оплакивал. Такие игры известны ныне лучше всего, сохраненные даже в «детском фольклоре».
Либо изготовляется чучело из соломы и тряпиц – тогда его торжественно несут в реку или на поле, где и разрывают на части. В этом разеумерщвленное – отправленное в иной мир – растительное божество тоже воскреснет, уже не в образе чучела, а со временем – в плодоносящих колосьях на поле. Чем шире разбросаны части по полю, тем лучше будет урожай.
Дни и сроки праздника.
Об этом празднике известно, что в старину его праздновали в каждой местности по-своему. Как правило, девичьи таинства и проводы весны связаны с праздником Троицы: где-то «русальной» называется неделя до нее, а главное происходит в четверг этой, седьмой по пасхе, недели – «семик» – или в троицкую субботу, в других местах – в неделю после Троицы, бывает, что и вовсе неделю перед Купалой. Но для всех мест общее, что на конец мая – начало июня, время общего цветения, приходится неделя, когда Русалии выходят из своих обиталищ и видны на берегах рек, на старых деревьях, на полях.
Болгарские «третьи русалии», когда дружина русальцев обходит села, приходятся на неделю до Троицы. Когда нивы спеют, происходит у русалок брачное торжество. Четвертые и последние русалии в этой традиции – длятся всю неделю до Купалы.
Некоторые обряды этого цикла и требуют нескольких дней. Например, завивание березки девушки проводят в четверг, а развивание – в субботу. В других местах березка стоит завитой с Вознесения на Троицу.
В великой брачной мистерии – свадьбе стихий, кою отражают и боги в сказаниях, и люди в земной жизни, русальной неделе отводится место того начального куска свадебного обряда, который знаменует смерть невесты, предшествующую рождению жены-хозяйки.
Какому действу быть?
Первые несколько слов – о месте праздника. Это должна быть ровная поляна, обильно окруженная зеленью. Она может находиться на низком месте, а может и на пригорке, но наилучшим будет открытость в сторону заката и соседство молодой и приятной березовой рощи.
Лучше всего провести действо у священного дерева, но если не подходит по остальным статьям, то подойдет любое приятное место недалеко от воды, поля или зеленеющего луга. Хорош будет рядом источник воды – колодец или родник.
Мужикам для своего действа подойдет чуть в стороне пригорок или овраг, и пусть там будет мощное древо с корнями, выступающими из земли. Зде им понадобится огонь и чаша.
Зачин общий – славление Весны-Красны, которую с такими трудами на Масленую зазывали, а на Красную Горку встречали, жертва Матушке-Земле, призывание воды на поля и буйного роста зелени. Сие действо наиболее подходит деве или молодой жене, как она сама ведает.
Русальный хоровод – «плетень», «капусточка», круговая песнь воде и стройной березе. Раздельное делание –девичий хоровод в роще и молодецкие игры на горе или поляне.
Ближе к вечеру у костра говорятся сказания о русалках, былички, предания – как действо «вхождения». Стайка особо бойких девиц, которые, едва сделаешь шаг от стоянки, представляют все опасности, связанные с русалками. Русальные песни на закате.
Девичье таинство – поиск и завивание березки, хороводы вокруг березы, приготовление жертвенного напитка – молока с медом, подобного «медвяной росе», живительным слезам Древа Всех Семян.
Обряды девичьего союза, посвященного как раз Леле и русалиям – кумление, загадывание загадок, крещение кукушки – справа и освящение фетиша. Но что там на самом деле будет – о том только сами девицы ведают, а здесь ни слова.
Добыча священной воды. Девами, закончившими свое таинство и приобщившимися к волшбе Русалий, совершается прилюдно действо, подобное русальскому, всходы к жизни зовущее – полив священного дерева и русальская пляска «спустя рукава». К концу – в самый раз, чтобы застать пляску, приходят мужи из лесу, где творили таинство Переплутово у корней древесных.
Мужское русальское действо – хоровая пляска, разбивание горшка. Под конец две пляски могут объединиться.
Общее шествие – проводы русалки, весны, коня. Битва девок с парнями за чучело.
Последние весенние игры – горелки, уточка, просо сеяли, ручеек.
Игра в похороны – Костромы, Кукушки, Ярилки.
Женское катание по полю.
Игра в Коршуна.
Слова песен и игр
Вью, вью я венок,
- Завивайся, березонька.
Вью, вью я венок,
- Завивайся, кудрявая.
Вью, вью я венок,
- Мы покумимся, кумушка.
Вью, вью я венок,
- Поцелуемся, голубушка.
Вью, вью я венок,
На гряной неделе русалки сидели,
- Рано, рано.
Сидели русалки на кривой березе,
- Рано, рано.
На кривой березке, на прямой дорожке,
- Рано, рано.
Просили русалки и хлеба и соли,
- Рано, рано.
И хлеба, и соли, и горькой цибули,
Рано, рано.
Проделки русалок
О русалках сказывают разное. Говорят, что на русальную неделю они показываются в образе красивых дев с бледным лицом и с распущенными волосами. Одежды на них вовсе никакой кроме собственных волос, или только некая прикрышка из водяных трав.
Волосы у нее кажутся зелеными от заплетенной в них зелени или водоросли, но по проавде они русые – не зря ведь ей дано такое имечко Они показываются на перекрестках дорог, на границах поля и леса, но не заходят за околицу села – им там не глядится бывать.
Русалки шалят – бегают по полю, хлопают в ладоши, приговаривают: «Бух! Бух! Соломенный дух!». Сдернуть шапку, стегнуть лозиной, бросить поперек хода на узкой тропе зеленую ветку, самой оставаясь невидимой – их любимая игра.
Русалку можно увидеть, стоя против лунного света, на ветвях старого дерева – она сидит, свесив волосы до земли, поет свою протяжную песню о бегучей воде, о зеленой траве, о стройной березе. При этом она может вить венок, плести сеть, прясть долгую пряжу.
И не вздумай спросить у нее: «Что прядешь?» Тогда она ответит нежным голосом:
А ты угадай! – и эхо (или другие русалки?) подхватит с разных сторон: «…гадай! …дай! …дай!». С тем же, кто не угадает, русалка обойдется сурово.
У берегов реки или в березовой роще русалки перекликаются между собой: «Кума! Кума! Приходи!» – и надеются, что на него придет какая ни есть душа.
Верная добыча для шалостей русалки – одинокий путник. Любит она обмануть, показать то, чего нету, спытать, кто как стоек к ее чарам. Зрелого мужа или умудренную опытом жену русалка не сильно обидит, разве что проведет – заморочит, собьет с пути, как то у всего этого рода в обычае.
А вот молодого парня она во чтобы то ни стало попытается очаровать, заворожит своим пением, так что на годы забудешь, где ты есть. А то позовет за собой и заманит в холодную воду. И если тебя вода охладит, то тогда хотя бы не пропадешь. Могут русалки обступить парня целой стайкой и начать его обсуждать на все лады – хорош ли он или так себе, причем показывают свое всеведение. И если одни уговорят других, что он хорош, то все бросятся на него и защекочут.
Особую прыть проявит русалка, если встретит юную девушку. Обязательно постарается заманить к себе, защекотать или утащить под воду. Если не знаешь, как от них, беспокойных, оберечься, то ночью к воде лучше не ходить.
Сначала всегда испытает – как ты, родная, крепка на этом свете. Если не крепка – уведет тебя русалка к иным… Загадывает она обычно загадки, вроде:
– Полынь или петрушка?
Выходя за околицу, девушки брали с собой полынь-траву, которую русалки как бы избегают. И если какая ответит: «Полынь!», то с криком «Сама изгинь!» – русалка отступит. Такой ответ должен значить, что девица хочет и может жить на свете с людьми, коли позаботилась себя оберечь, и сила полыни ей ведома.
Если бросить в воду полынь и послышатся эти же слова, значит «кума» уже не повредит, и можно смело купаться. А кто горькой полыни предпочтет вкусную петрушку, то при этих словах русалка обрадуется, захохочет: «Так ты наша душка!» – и защекочет, а то утащит с собой... и пиши пропало.
Качаются русалки на ветвях старых деревьев, просят трогательным голосом, чтобы дали ей сорочку. В старину женщины оставляли русалкам на сорочку на ветках деревьев пряжу, полотно, рушник, а девушки – венок.
В недавние времена, когда с русалкой встретиться стало все большей редкостью, шаловливые девчонки по деревням устраивали «проводы русалки» - выбирали из своего кружка самую резвую, распускали ей волосы, надевали венок, снимали почти всю одежду, вели под провожальную песню к полю. А на поле заталкивали русалку в рожь, а сами скорее бежали с криком: «Утекаем от русалки!» Русалка бежит за ними, хлопает в ладоши.
А в иных местах шли все в венках туда, где прячется русалка, снимали их и бросали в зеленя, а потом пускались бежать, чтоб русалка не догнала. При этом на поле бьют в била, трубят, жгут костры. Девица через него перепрыгнет, а русалка остановится.
Проведу русалку от бора, до бора,
Рано, рано, от бора до бора.
От бора до бора, в зелену дуброву,
Рано, рано, в зелену дуброву.
В зелену дуброву, во ядрено жито,
Рано, рано, во ядрено жито.
Во ядреном жите, тут русалке жити,
Рано, рано, русалке жити.
А были и такие места, где роль русалок исполняли мужчины. Когда девицы шли со своих игр, с хороводов или от семицкой березки, мужики, переодевшись пострашнее, прятались в кустах на их дороге, пугали криком, пытались сорвать венок, бросить под ноги вицу, облить водой из горшка.
Из этого кое-где родился целый обряд.
Мужчины в простынях, в масках, с кнутами бросались на стайку девушек и молодушек, стараясь угостить каждую. Те с криком: «Русалки, русалки!» – разбегались, но возвращались и спрашивали: «Русалочки, как лен?» А мужики показывали длинный кнут и со словами: «Вот такой будет!» – стегали вопрошаек со всего маху.
Заплетися, плетень, заплетися, плетень –
Заплетися, заплетися!
Завернися, труба, завернися, труба –
Золотая, золотая!
Догадайся, кума, догадайся, кума –
Молодая, молодая!
Расплетися, плетень, расплетися, плетень –
Расплетися, расплетися!
Развернися, труба, развернися, труба –
Золотая, золотая!
Разгадала кума, разгадала кума –
Молодая, молодая!
Плетень, заплетися,
Золота труба,
Завяжись узлом.
Из-за гор девица
Гусей выгоняла:
Те-га, гуси, домой,
Те-га, серы, домой,
Я сама с гуськом,
С гуськом сереньким.
Плетень, раслетися,
Золота труба,
Развяжись узлом.
Из-за гор девица
Гусей выгоняла:
Те-га, гуси, домой,
Те-га, серы, домой,
Я сама с гуськом,
С гуськом сереньким.
Девицы, все в венках, кружком окружают парней. Заводят друг друга перекличками:
Разыгрался Юрьев конь(Ярилин конь), разбил камень копытом! Во том камне ядра нет, так у парней правды нет! А в орехе ядро есть, так у девок правда есть!
И перекидывают друг другу свои венки через головы парней, а парни пытаются поймать.
Коршень.
Игра по преимуществу девичья. Главных лиц два – Коршун и Наседка, остальные – наседкин выводок. Для этого выводка где-нибудь в стороне припасены березовые прутья.
Коршун сидит посреди круга, клекочет, злобно шипит, и в то же время как бы что-то роет. Наседка ведет за собою выводок, который держится руками друг за друга, вокруг Коршуна и припевает:
Вокруг коршеня хожу,
Ожерелие нижу.
По три ниточки,
Бисериночки.
Я связала вороток –
Вокруг шеи короток!
После чего останавливается и начинает разговор:
-Коршень, Коршень, чего роешь?
Ямочку рою.
-На что тебе ямочка?
Денежки искать.
-На что тебе денежки?
Иголку купить.
-На что тебе иголка?
Мешочек шить.
-На что тебе мешочек?
Камушки положить.
-На что тебе камушки?
В твоих детей шуркать-буркать!
(или по-другому, как показано ниже. А после того:)
-А высок ли был огород?
Вот этакий!
-Врешь ты все! У меня огород – кошка лапой достанет, и то они не залетят! Не дам тебе детей! Ши! Ши! Пошел!
И начинает убегать со всей цепочкой, а Коршень ловит детей по одному. Под конец ловит Наседку, усаживает ее посреди круга и говорит:
Вот я и матку вашу поймал. Вы мне огород поломали – работайте!
И раздает каждому работу:
Тебе – дрова пилить,
Тебе – баньку топить,
Тебе – веники вязать,
Тебе – квас квасить,
Тебе – белье припасти,
Тебе – постель стлать, а я пока отдохну.
Ну-ка, Наседка, поищи у меня в голове!
И укладывается к Наседке на колени. А Цыплята тем временем отбегают в сторону за прутьями и скрывая их, возвращаются по одному.
Каждого из них Коршень расспросит:
Что ты делал?
-Дрова пилил!
Высока ли поленница?
-Вот такая!
И далее – горяча ли банька,
долга ли мочалка,
велика ли бочка квасу,
мягка ли постель.
Если разойдется – то прикажет показать, как ты это делал.
И когда соберутся все Цыплята, то поднимается:
Все готово, теперь в баньку пойду!
А тут-то Цыплята достают свои прутья и устраивают Коршеню баньку. Для того надо ему иметь одежду поплоше и потолще.
Разговор может быть и таким:
-Коршень, Коршень, чего роешь?
Ямочку рою.
-На что тебе ямочка?
Денежки ищу.
-На что тебе денежки?
Камушки куплю.
-На что тебе камушки?
Цыплят бить, твоих детей лупить!
-Это за что про что?
-Они мне весь огород поломали!
-Коршень, Коршень, чего роешь?
Ямочку рою.
-На что тебе ямочка?
Денежки ищу.
-На что тебе денежки?
Иголку купить.
-На что тебе иголка?
Мешочек шить.
-На что тебе мешочек?
Соль положить.
-На что тебе соль?
Щи варить.
-На что тебе щи?
Своих детей покормить, а твоим глаза залить!
или
-Дед, дед, чего роешь?
Ямочку рою.
-На что тебе ямочка?
Денежки искать.
-На что тебе денежки?
Соли купить.
-На что тебе соль?
Твоим детям глаза засолить!
--------------------
"Потуши свечу горячую,
Выйди, выйди в ночку зрячую,
Руку дай, забудь что помнишь ты,
Я ведь жду тебя давно:
Ведь вода впереди зелена
(Хоть глаза прогляди нету дна...)"
Velmira 27.5.2008, 2:27
Сообщение #2
Сотник
Группа: Постоянные
Сообщений: 299
Репутация: 2
Регистрация: 3.12.2007
Из: Москва, Велесье
Пользователь №: 112
Община:Велесье
Связь росы с русалками не подлежит сомнению. Наши современные слова: "оросить", "орошение" тоже выражают идею полива посевов посредством корня "рос". Главные русалии проводились на Купалу, но наряду с этим существовали и другие сроки проведения русалий в мае и в июне, так как по календарю IV в. киевлянам нужно было четыре срока для молений о воде:
в последней декаде мая,
в средней декаде июня,
в начале июля
и перед ильиным днем.
Первые два срока почти совпадают с рассредоточенными русальскими празднествами мая - июня. К числу летних русальских праздников, по всей вероятности, относился и "семик" (четверг седьмой недели по пасхе), который следует отождествить с "Ярилиным днем", приурочиваемым к 4 июня.
Русалии в древней Руси были кульминационной точкой народных языческих празднеств. Все виды искусства проявлялись в них полной мерой: музыка, пение, танцы, военные игры, театрализованные действа, проводившиеся иногда в масках. Участники русалий, как можно думать, делились на простых зрителей и на специальных людей, выполнявших главные разделы игры-обряда, подобно тому, как в болгарской деревне существовали дружины "русальцев", а торжественное празднование нового года еще недавно выполнялось двенадцатью "старцами" в огромных масках и специальных одеждах.
Нехристианская, языческая сущность русалий проявляется уже в первом упоминании их в летописи. Такое огромное общерусское несчастье, как нашествие половцев во главе с Шаруканом в 1068 г., расценивалось летописцем как проявление божьего гнева, вызванного тем, что русские люди отвернулись (во время засухи) от нового христианского бога и обратились к старым богам своих дедов:
"Удержах от вас дождь... и поразих вы зноем, - говорит христианский бог людям. - Обратитеся ко мне и обращаюся к вам, глаголеть господь, и аз отверзу вам хляби небесные". "Дьявол льстить, - говорит далее автор поучения, использованного летописцем, - превабляя ны от бога трубами и скоморохы, гусльми и русальи". "Видим убо игрища утолочена и людий много множьство на них... а церкви стоять; егда же бывает год молитвы - мало их обретается в церкви. Да сего ради казни приемлем от бога всяческыя и нахоженье ратных... грех ради наших".
Сто лет спустя Кирилл Туровский в числе "злых и скверных дел, их же ны велить Христос отступити", называет "плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобные, русалья". Другой современный автор пишет, что адскими муками будут наказаны "игры, глаголемые куклы и скоморохи и русалиею пляшущая и вся игрища бесовскаа".
А Изборник XIII в. предостерегает: "Егда играют русалия ли скомороси, ли пьянице кличють... или како сборище идольских игр - ты же в тъ час пребуди дома!". Все это писалось в те века, когда церковные художники смело изображали на миниатюрах богослужебных книг и бубны, и сопели (флейты), и трубы свиты царя Давида. Очевидно, дело было не в музыке как таковой, а в её религиозной направленности.
В перечне Стоглава пропущены русалии в "семицкую неделю", что произошло, очевидно, оттого, что понятие "семика" (седьмого четверга после четверга страстной недели) к этому времени уже утвердилось и заслонило собой более древнее название русалии. Киевская летопись второй половины XII в. ведет счет времени по русалиям, связанные именно с "семиком" (1174, 1177, 1195 гг.). Летопись называет "русальной неделей" седьмую неделю после христианской пасхи, завершаемую праздниками троицы (седьмое воскресенье) и сошествия святого духа (духов день, пятидесятница).
Термин "русалии" настолько прочно вошел в быт Руси XII в., что даже в чисто церковных сочинениях о посте время определялось этим языческим праздником: "... и по съшьствии святого духа, рекше по русалиих..." "...масла же до русалии приемлють...".
Русалии - это "сбор великий" большого количества людей, одетых в яркие праздничные одежды, "упестренных".
Сбор происходит "в граде", "на стогнах" (т. е. непосредственно рядом с христианскими храмами) ночью. Явно ощущается наличие специальных людей, организующих главную часть празднества. Известны этнографические примеры того, что "проводами русалок" руководили специальные старики "русалыцики" (Воронежская обл., 1935 год).
Это музыканты, играющие на духовых, струнных и ударных инструментах, гусляры и скоморохи, одетые в "скураты" - маски и "деющие на глумленье человеком". Затем выделяются плясуньи, которые не принадлежали к скоморохам и выбирались, очевидно, из числа красивейших девушек города или села, как это было во всей средневековой Европе во время майских или троицких празднеств, когда выбирали королеву и короля праздника.
На долю зрителей оставались "пение бесовское", "говор бесчинный", "плещевание" и "позорование" всего, что происходило. Только во время летних русалий от семика до петровского заговенья разрешалось пение девичьих песен с архаичным припевом "О - эв - Леля!", "Лелемье" и т. п., родственным греческому "эвое!".
"Русалки суть женские существа - очень красивые девушки с длинными косами и крыльями". Они живут на краю света, а к нам приходят лишь однажды в году весною и в нужное время орошают дождем хлебородные нивы. Они выливают росу из рога, и хлеб начинает колоситься. От русалок зависит плодородие нив. Функции русалок двойственны: с одной стороны, они заботятся о дожде и орошении полей, а с другой - об опылении цветущих хлебных колосьев, когда нивы сияют, так как это их брачное торжество. Все это происходит в июне, который и называется "русальским месяцем".
Дружины русальцев (от 3 до 13 человек) формировались из местных крестьян, но принятие в русальцы было обставлено почти такими же сложными обрядами, как и в масонскую ложу. Всеми делами руководит главарь ("ватафин"), которому повинуются беспрекословно. В обычной жизни - это один из жителей деревни, но его отличает наследственное звание главаря русальцев, полученное им от дедов и прадедов.
Право наследования звания строго ограничено. Главарь-ватафин является основной фигурой русалий; без него русальские празднества не могут производиться, как не может состояться церковное богослужение без священника. Только главарь-колдун может собирать волшебные русальские травы, только он знает все заклинания, он освящает знамя, он руководит играми, только ему повинуются самовилы и русалки. Только главарь выбирает новых русальцев и посвящает их.
Русальцем может быть только честный, уважаемый человек, непьющий, хороший семьянин, здоровый, хорошо сложенный, умеющий танцевать и прыгать. Он должен поддаваться гипнотической силе главаря, обязан строжайше хранить русальские тайны. На сбор сведений о кандидате уходили недели.
Неофиту давали наставника, заставляли поститься 3 - 7 дней, после чего в кругу старых русальцев его обрызгивали заговоренной водой со священными травами, и он давал страшную клятву исполнять весь русальский ряд и хранить тайну. Клятва начиналась торжественным проклятием за нарушение заветов: "Да погаснет очаг в моем доме, пусть змеи и ящеры совьют свои гнезда в нем...", а завершалось не менее суровой карой: "Да не примет земля мои кости..."
Перед русалиями главарь-волхв созывает русальцев, готовит на глазах у них новое знамя из нового полотна с зашитыми в углы священными травами (в том числе "перуника"), поливает знамя чародейной водой и раздает русальцам хранившиеся у него "тояги" - священные жезлы в 1-1,5 м (которые тоже снабжены священными травами), нередко переходящие по наследству от отца к сыну.
Обязательной принадлежностью русалий являются глиняный сосуд со священными травами, разбиваемый ударом жезла в конце обряда, и чара с чесночным настоем, который пьют русальцы во время исступленного ритуального танца. Этот же настой дают пить больным для исцеления.
Почитание чеснока засвидетельствовано древнерусскими поучениями, а разбитые в черепки священные сосуды найдены М. А. Тихановой в святилище IV в. Русальцы надевают венки, увитые самовильскими цветами, и подвешивают к поясу и к обуви звоночки, звенящие при ходьбе и танце.
Непременным участником русалий является флейтист ("свирец", "свирач"), знающий особые самовильские, русальские мелодии. Дружины русальцев переходят из села в село по кругу - так, чтобы к концу русальной недели вернуться в то село, где проживает главарь. "Там, где они прошли, нивы цветут и обещают хороший урожай".
Во всю русальную неделю русальцы не крестятся и не молятся по-христиански ни при каких обстоятельствах. Русальские "игры" состоят в хороводах ("хоро") и разнообразных танцах и прыжках (в Стоглаве - "плясание и скакание"). Танцы ведутся в быстром, бешеном темпе, когда кажется, что русальцы не касаются земли. Главным мотивом являются "разнообразнейшие формы извивания", что заставляет вспомнить бичуемое русскими церковниками XI - XII вв. "многовертимое плясание".
Пляска сопровождается восклицаниями, вскриками. Игра завершается тем, что "русальцы доходят до исступления и падают без чувств". Самая темпераментная заключительная самовильская мелодия носит характерное название "флоричика", подчеркивающее аграрно-магический облик русальских игр.
Отзвуки древних русалий сохранились и в русских землях. С. В. Максимов сообщает, что после троицына дня пензенские крестьяне устраивали встречи и проводы русалок: парни рядились козлами, свиньями и обязательно конем, надевали маски и под музыку и звон сковородок и печных заслонок плясали и скакали, переходя из села в село.
Во главе процессии "русалыциков" часто носили чучело коня с настоящим конским черепом на шесте; толпа идет за околицу в поле, где "в честь русалок выделяется бойкая девушка, которая с палками в руках скачет взад и вперед". Иногда весь обряд встречи русалок проходил на ржаном поле.
Русалии являются общеславянским (а может быть, и общеиндоевропейским) аграрным праздником, связанным с плодородием полей, молениями о дожде и рождении новых колосьев. Исследователями давно отмечена близость всех обрядов и праздников русального месяца июня: семика, троицы и Купалы. Народная поэзия тоже объединяет их:
Как у нас в году три праздника:
Первой праздник - Семик честной,
Другой праздник - Троицын день,
А третий праздник - Купальница.
Во всех этих праздниках явно выступает культ воды, растительности, плодородия и плодовитости. Пляски девушек, хороводы вокруг березки, плетение и бросание в воду венков, песни о яровой пшенице и о будущем урожае, о яр-хмеле, о девице и о молодце, имитация coitus'a, обращения к русалкам, Ладе, Леле, Туру и Яриле, жертвы воде в виде женских кукол, похороны мужских кукол (Кострома, Кострубонъка, Ярила) - все это обычно происходит в июне, колеблясь между 4 и 30 числом этого русального месяца.
Путаницу в сроках обрядов вносит, во-первых, география (чем севернее, тем позже происходит обряд), а во-вторых, церковный календарь с его подвижной пасхой, подвижным троицыным днем, передвигающим языческий семик и русальную неделю. Несколько устойчивей купальские обряды, связанные с определенным числом - 24 июня.
Они во всем повторяют русальскую обрядность, но сохраняют свои специфические черты праздника летнего солнцеворота: костры на берегах рек, костры на вершинах гор, своеобразная солнечная колесница с двумя колесами. На обряд, в котором участвует двухколесный передок, следует обратить особое внимание. Описывается он так: Девушки, "взяв передние колеса от телеги... садятся на ось, а прочие, схватившись за оглобли, возят по селению, а потом по полям с песнями до утренней зари и для здоровья умываются росой".
Выше уже говорилось о находимых в Новгороде своеобразных, кратковременного использования подвесных украшениях середины XII в. - второй половины XIII в., которые, очевидно, прицеплялись к головным уборам (? венкам?). Это - символы растительности, листья папоротника и грубо вырезанные фигурки грифонов. Тематика этих временных женских подвесок вполне отвечает весенне-летним русалиям с их аграрной символикой и гармонично дополняет волшебные жезлы мужчин-русальцев. Доживают эти подвески до конца XIII в.
На городской площади около церкви Нифонт встретил 12 русальцев, возглавляемых "унылым и дряхлым" старцем; затем он увидел музыканта-флейтиста, "скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху... влекомы в след сопелника". Горожане давали деньги музыкантам. Святой Нифонт "бе одержим великою печалью о таковей погибели... и моляшеся остати всем игр бесовъскых, - наипаче же свое имение дают бесу лукавому, иже суть русалия иние же скоморохом".
В "Слове" христианское начало противопоставляется языческому: молитва собирает ангелов божьих, "а сопели и гусли, песни неприязньскы, плясания, плескания - собирают около себе студныя бесы" Князь бесов встретил однажды праздничную процессию: "и се человек срете я скачя с сопелми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху..."
Нифонт упрекает тех, кто дает деньги на устройство языческих празднеств, "иже суть русалия" и "учаше многи игры оставляти и на позоры не ходити".
"Се же суть злая и скверная дела: плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобныя, русалья" (Златая Цепь XIV в.). "Егда играютъ русалия, ли скомороси... или како сборище идольскых игр - ты же в т[от] час пребуди дома!"
Вот против этих всенародных городских языческих карнавалов с музыкой, пением и обязательной пляской и ополчалось духовенство. Наибольший размах, судя по археологическим данным, русалии в Новгороде приняли со второй половины XII в. (что совпадает с воскрешением в это время языческих элементов в искусстве других русских земель) до конца XIII в. В XIV в. игрища не исчезли полностью, так как иначе не нужно было бы повторять поучения против них, но их явный языческий колорит несколько потускнел, и из реквизита на протяжении XIV в. исчезли языческие тояги и привески с грифонами. "Играния бесовские" с 1358 г. приняли иной, более приемлемый для духовенства характер.
Пляска со спущенными очень длинными рукавами дожила до начала XX в. Искусствовед Н. А. Демина любезно предоставила мне фотографию пензенского крестьянского девичьего наряда, предназначенного для праздничной пляски; рукава свисают почти до щиколоток. Языческий, ритуальный характер подобной пляски очень хорошо определен известной сказкой о Царевне-Лягушке, где действуют Иван-Царевич и подаренная ему судьбой его жена - колдунья, оборачивающаяся то лягушкой, то змеей, то белой лебедью, то кукушкой, то красавицей Василисой Премудрой.
Когда царевич нечаянно нарушает колдовские чары, Василиса (иногда Елена Прекрасная) оказывается в лесном краю за тридевять земель под покровительством Бабы-Яги; ей грозит опасность стать женой Кощея Бессмертного. Первая половина сказочного повествования является как бы описанием подготовки и проведения обряда заклинания природы. Эпизод первый. Царь приказывает своим снохам изготовить или новую одежду или узорчатую ткань.
Как мы знаем, для каждого этапа весенне-летних обрядов изготавливались полотенца с особой, приуроченной к определенному празднеству вышивкой. "Коврик", изготовленный Василисой, "изукрашен златом-серебром, хитрыми узорами". Эпизод второй. Для обряда необходим ритуальный "коровай", "богач". Снохи пекут хлебы; у Василисы-лягушки хлеб такой, "что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать: изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами".
Вспомним болгарский новогодний "богач" с его радом и волами, домом, хлевом, овечьей кошарой, а подчас и с пасекой. Эпизод третий, главный. Праздничный пир у царя. Василиса прячет в свои рукава косточки съеденных лебедей и выливает в рукава часть налитого ей вина.
"Дошла очередь танцовать; царь посылат больших снох (жен старших царевичей), а оне ссылаются на Лягушку. Та тотчас подхватила Ивана-Царевича и пошла. Уж она плясала-плясала, вертелась-вертелась - всем на диво! Махнула правой рукой - стали леса и воды; махнула левой - стали летать разны птицы"
Размахивание рукавами, разбрасывание положенных туда лебединых косточек и разбрызгивание вина было обрядовым действом, а необычная пляска чаровницы-потворницы, названная в древнем источнике "многовертимым плясанием" - танцем в честь бога растительности Переплута и орошающих эту растительность вил-русалок.
Можно полагать, что в сказке о Царевне-Лягушке отражены не зимние, а именно весенние русалии: гости съезжаются в каретах, а не в санях, к столу подают лебедей, которые зимой отлетают, а самое главное - результатом заклинательного танца явился расцвет природы, появились (оттаяли) озера и реки, оживилась растительность, прилетели птицы.
1. Небесный ярус. "Хляби небесные" и над ними четыре личины (как на Збручском идоле), очевидно, напоминающие о высшем, повсеместном божестве. С неба вниз падают капли дождя.
2. Земной ярус. Здесь происходит моление о воде. Девушка, одетая русалкой, под музыку танцует танец воды и жизни. Представителями фауны являются птицы и зайцы (божества растительности); к последним особо относится принос треб ("жряху им").
3. Почвенно-земной ярус представлен корнями растений и потоками почвенной влаги, проникающей в корни. Гарнитур из двух тождественных наручей служит прекрасной иллюстрацией к сказке, сохранившей отголоски древних русалий. Различие правой и левой руки здесь не соблюдается, но на каждом браслете вода и волшебный вызов воды помещены на правой половине, а птицы, звери и корни - на левой, как в сказке.
Рязанский браслет 1966 г. Элегантный браслет, изготовленный не по стандарту: арочки здесь расположены не на одной линии, а уступом, так, что средняя арка опускается до нижнего края, разрывая нижний ярус надвое и тем самым становясь центром всей композиции. На одной створке в таком срединном месте помещен гусляр, а на другой - грифон.
Створка с гусляром композиционно построена так: в левой арке - плясунья, в средней - гусляр, а в правой - мужчина, пьющий из чаши. Над средней аркой - две птицы, а в нижнем ярусе по сторонам гусляра - знаки воды. Гусляр и сидящий мужчина смотрят на плясунью; в эту же сторону повернута и голова грифона.
Танцующая девушка одета в рубаху и поневу; одежда её украшена вышивкой: на поневе вышиты птичьи лапы и струйчатые вертикальные линии, ворот и подол украшены точками. Браслеты надеты. Длинные, широкие рукава украшены 8 - 10 поперечными волнистыми линиями. Девушка пьет из чаши (аналогичной чаше музейных наручей), орнаментированной точками и одновременно танцует, так как одна нога, обутая в изящный сапожок, поставлена на каблук. Около женской фигуры, у её колен, изображена львиная маска.
Мужчина-русалец показан сидящим на пне(?) с могучим отростком.. На нем колпак и короткий кафтан, покрытый узором из птичьих лап. В левой руке он держит короткий жезл или свирель, а правой подносит ко рту чашу.
Питье особого напитка входит в комплекс русальских экстатических действий, так как нередко танцующие падали без чувств и их отпаивали водой с настоем разных трав и чесночным соком.
Гусляр изображен сидящим. Кафтан его тоже украшен; на голове - колпак. Со всех четырех сторон гусляра окружают завитки ростков. Этих завитков вокруг гусляра (и здесь и на киевском наруче) больше, чем вокруг других персонажей. Гусляра на киевском браслете тоже окружают именно четыре ростка "со всех четырех сторон". Быть может, с гуслями изображался руководитель обряда, сам волхв-"облакопрогонитель"? Его центральное положение в композиции подтверждает эту мысль.
Знаки воды, находящиеся под плясуньей и под сидящим мужчиной ("свирельцем?), очень выразительны: одна линия плетенки снабжена каплями влаги, а на другой показана волнистая струя, подчеркивающая водную сущность символа.
На другой створке, как это мы знаем и по другим примерам, в нижнем ярусе показаны корни растения. В центральной створке изображен грифон, весь пронизанный водными струящимися линиями и с подчеркнутым покровительством растениям: хвост его представляет соединение фалла с ростком, а крыло с текущими внутри него соками превращается в сочное растение.
Большой интерес представляют две симметричные фигуры семарглов, в значительной степени сплетенные из корней с показом "соков земли" и в виде точек и в виде волнистых линий. Круг этих фантастических существ образован своеобразным изгибом корня с сохранением фаллического элемента. Головы мужские в колпаках.
На высоком вороте каждого четко и крупно обозначен древний знак засеянного поля - прямоугольник, разделенный диагоналями на четыре части с точкой-семенем в каждой части. По всей вероятности, здесь отразился уже процесс антропоморфизации полуиранского Семаргла, и персонажи данного браслета в большей мере отвечают позднейшему образу Переплута, к которому мы вернемся в дальнейшем.
В целом рязанский наруч дает нам две сферы религиозных представлений: на одной створке - корни растений, которые охраняют и напаяют божества-переплуты, и главный хранитель жизненной силы на земле - грифон-див в центре. На другой створке показаны русалии, моления людей о небесной воде, о низведении её на растительный мир. Все очень продуманно и логично.
Серенский браслет известен по обломку литейной формы из раскопок Т. Н. Никольской в вятическом городке Серенске. Учитывая, что отливка получает зеркальное изображение, мы должны именно так её и рассматривать.
Детали, выполнявшиеся гравировкой, здесь, естественно, отсутствуют. В левой арочке изображена женщина, пьющая из кубка, сидя. В средней - плясунья с распущенными рукавами. Резчик формы позаботился обозначить груди девушки, что тоже связано с магией вызывания дождя.
В правой арочке - музыкант, играющий на волынке-козе; у инструмента, часто изготавливавшегося из козьей шкуры и носившего в таких случаях и наименование козы, часто сохраняли козью голову с рогами, которая и обозначена на литейной форме. Нижнего яруса на этой форме нет.
1. Женщина с кубком около семаргла. Внизу - знак воды.
2. Танцующий мужчина в вышитой по-украински рубахе. Внизу - корни.
3. Женщина в длинной одежде с кубком в правой руке. Внизу - знак "теплой воды".
4. Знак "плодоносящего древа" (спелый хмель?). Внизу - корень.
5. "Кентавр" со львиным туловищем. Внизу - корни (такие же как в № 2).
6. Заяц (?) с процветшим хвостом. Внизу - знак "теплой воды", как в № 3.
Правая створка здесь, как и на рязанском браслете, отведена представителям и покровителям растительной природы. Таковыми следует считать "кентавра" и "заячьего бога" с цветком на хвосте и с символом мужской оплодотворяющей силы. Отягощенное древо - желаемый, испрашиваемый результат молений.
Левая створка, тоже подобно рязанскому наручу, отведена под показ людских молений. Главной фигурой является русалец, показанный в момент "многовертимого плясания": широко, как на бегу, расставленные ноги, поднятая ко лбу правая рука, широко откинутая назад левая.
Наиболее интересна крайняя левая арочка, в которой обычно на других браслетах находилась плясунья-русалка с распущенными рукавами. Здесь изображена девушка в длинной одежде с вертикальной орнаментированной полосой от ворота до подола, с подобранными рукавами и с конической чашей в левой руке.
Перед девушкой находится сильно изогнутое существо, как бы вырастающее из земли. Его узкое тело напоминает ствол растения: внизу, у земли оно расширяется; так нередко изображают корни, комлевой конец растения. По узкому лентообразному телу идут точки-капли, как на корнях нижнего яруса на многих наручах. Голова существа закинута, и морда почти касается земли. Морда его собачья, лапы тоже. Из плечевого пояса выходят не только лапы, но и крылья. Девушка правой рукой держит Семаргла за кончик крыла.
Нет никаких сомнений в том, что перед нами изображение двух частей обряда в честь Семаргла-Переплута: в центре - пляска, а в боковых арках - питье из рогов.
Сюжеты изображений в пяти арках-небосводах таковы: 1. (слева) Две женщины сидят напротив друг друга. Над ними подвешена полукругом какая-то завеса (?) из четырех - пяти рядов.
У левой женщины в одной руке турий рог с оковкой, а в другой - предмет, напоминающий прялку с куделью. Правая рука с прялкой выставлена на передний план. Вторая женщина выставляет вперед веретено, а правая рука показана как бы в благословляющем положении по отношению к рогу. Обе женщины одеты в длинные платья с узором на подоле; у правой - узорчатый пояс. Головы не покрыты; ноги обуты в туфли.
2. Вслед за вертикальной дождевой полосой под широкой аркой небосвода изображены две птицы, крылья которых превращаются в некое подобие сох с коротким грядилем. На груди у каждой птицы четкая вертикальная зигзаговая линия.
3. На второй створке в левой арке тоже две птицы, но без зигзага на груди. Из их крыльев вырастает крупный пятилистный росток - обычная идеограмма растительной силы.
4. Между двумя столбами-"идолами" изображен волк с "процветшим" хвостом. Его морда повернута влево, и он смотрит на самую верхнюю личину, помещенную выше арок.
Исключительно интересным является то, что все пространство между двумя столбами покрыто особым видом двойной перекрестной черневой штриховки: углубленные линии залиты чернью, а десятки образовавшихся ромбиков снабжены точками в центре. Перед нами типичное условное изображение засеянного поля (см. выше). Волк идет по засеянной ниве.
5. В последней секции браслета дана такая сцена: волк кувыркается, задрав высоко задние ноги; хвост у него обычный, без цветка на конце. На волке два пояса: один у бедер, другой посередине живота. Справа от волка - женщина в полураспахнувшейся юбке (поневе?); в руке у нее или конец пояса или какой-то стержень.
Морда зверя обращена вправо и закрывает часть живота женщины. Представляют интерес и малозаметные узоры в углах между арками: над сценой с двумя пряхами слева изображен типичный знак растения с боковыми ветвями, а в правом углу - только одна овальная черточка, которая может изображать семя. Над птицами с пашущими орудиями слева едва намеченная схема ростка (встречающаяся и на браслетах из других мест), а справа - пять четких параллельных бороздок, которые, возможно, и означают борозды на поле.
Композиция второй створки с тремя "арками" иная. Здесь средние треугольники (над двумя "идолами") вдвое больше по площади, и они использованы так: над правым столбом весь треугольник четко заштрихован узором "засеянного поля" с обозначением семян в каждом квадратике. Тема засеянной нивы доминирует на браслете.
Другой большой треугольник использован для изображения крупной личины с рожками, приходящейся над левым столбом, который от этого стал трехглавым. По другую сторону поля, в правом уголке створки - тоже личина, но из-за недостатка места нечетко исполненная. Итак над дугами "арок" - поле с семенами, по сторонам которого две личины, два божества (?).
Открытие сезона сопровождалось играми ряженых, возглавленных "двумя барынями". Этнография объясняет нам не только наличие двух женщин, сидящих с прялкой и веретеном, но и загадочные полукруги, свисающие сверху:
1. Посиделки-супрядки. Две женщины (две, как и в этнографически зафиксированных обрядах) поднятием священного рога провозглашают заклинание, связанное с такими предметами, как прялка с куделью, веретено, "обыденная пелена" - холстина. Время обряда - очевидно октябрь, когда на день Параскевы ("Пятницы-Льняницы") 28 октября ст. ст. торжественным обрядом начинались посиделки в XIX в.
2. Вертикальная плетенка символизирует дождь, который тоже должен входить в число заклинаемых явлений.
3. Сохи и птицы явно указывают на пахоту, которая под лен производилась в русских областях перед 21 мая, чтобы 21, в день Константина и Елены, произвести сев: "Сей лен на Олену!" Наверху в уголке - борозды.
4. Птицы и символ вегетативной силы. Пояснений не требует.
5. Волк и Волос; тщательно изображенное засеянное поле. Значение волка раскрывается при анализе последней секции.
6. Столбы, обрамляющие поле с личинами львов и львиц. По всей вероятности, здесь содержится намек на парность, на источник плодовитости - соединение женского и мужского начала, прямо связанное с магией плодородия. Недаром над одним из столбов помещено изображение Волоса.
7. Последняя секция (как и первая) является ключом к расшифровке всей системы символических изображений. Раскрытие содержания может стать убедительным лишь в том случае, если мы примем допущение, что волнообразный персонаж пятой секции не просто волк, а волк-оборотень, "волхв-волкодлак", человек, принявший посредством волшебного пояса ("науза") волчье обличье. Наузы часто упоминаются в поучениях против язычества, начиная с Кирилла Туровского (XII в.), приравнивавшего "науз ношение" к "кощюнам (мифам) и бесовским песням".
"Грех есть носити науз как любо". Монахи исповедовались: "Согреших, наузы вязах на себе и к волхвом и к обавником и к чародеем ходих... согреших, наузы на себе нося". Те, кто "к волхвом ходит ворожи ради или наузы омлет потворныа", наказывались так: 40 дней не есть мяса и молока и на 3 года епитимья.
К ношению волшебных повязок были причастны даже священники: "Аще обрящеться кто от священническаго чину, таковая, (иже) вълъхвуя или обавая... или узлы (наузы, повязки) творя ... таковый от церкве изринеться". Ношение волшебной повязки приравнивалось к колдовству, заклятиям ("обавать" - заклинать; incantare) и каралось отлучением от церкви.
Волхвующий священник XIII в. (из Новгородской Кормчей 1280 г.) с языческим волшебным поясом-наузом - посредствующее звено между обернувшимся волком, волхвом-волкодлаком на ритуальном языческом браслете и православным священником XIX в., которого бабы катают во всем облачении по льняному полю, приговаривая:
Каков попок - таков и ленок!
Этнографические данные 19 в, позволяют соотнести свидетельства средневековых памятников с русальными обычаями южных славян. В Македонии в период от Рождества до Крещения ходили по дворам группы мужчин, называемых «русалии», которые устраивали особые хороводы вокруг больных людей и исполняли обрядовые танцы, чтобы исцелить их.
Члены дружины «русалиев» на весь период святок соблюдали строгие запреты: они не должны были креститься перед едой и на ночь, здороваться при входе в дом и при встрече с односельчанами на улице, обязаны были хранить молчание; ночевали всей группой в чужих домах, не возвращаясь на ночлег домой и не вступая в контакты со своими родственниками, Русальскую дружину встречали во всех домах с большими почестями. Считалось, что сам их приход в дом способствовал сохранению здоровья и изгнанию духов болезней.
В северной Болгарии и северо-восточной Сербии подобные группы — «русалии» — ходили от села к селу с целью магического лечения людей, заболевших «русальской» болезнью, но происходило это в течение недели, следующей за Троицей. Считалось, что «русальскую» болезнь насылали вредоносные женские мифологические существа — русалки или самодивы (см. Вила), которые появлялись на земле в весенне - летний период.
Группа мужчин, состоявшая из нечетного числа участников (обычно — 5, 7, 9 человек), ходила по домам на Русальной неделе. Они были одеты в меховые шапки, на которые надевались специально сплетенные цветочные венки: на ногах кожаные лапти, на поясе погремушки и колокольчики, в руках — большие палки.
«Русалии» исполняли возле больного (которого выносили и укладывали во двор или на поляну) танцы с кружением и подскоками, иногда доводя себя до экстатического состояния и конвульсий, что обеспечивало — по народным представлениям — наиболее эффективное исцеляющее воздействие. Таким способом изгонялись из больного зловредные духи.
В других славянских традициях обряды и праздники с названием «русалии» по материалам 18—20 вв. не зафиксированы, но почти повсеместно известно название «Русальная неделя» по отношению к периоду, предшествующему Троице или следующему за ним.
У восточных славян к Русальной неделе приурочен обряд «проводы русалки» (варианты названий: «похороны русалки», «изгнание русалки»), известный на территории южнорусских областей и восточного Полесья: группа девушек рядила избранную из своей среды «русалку», надевала на нее венок или много венков, иногда всю увешивала зеленью и поздно вечером в последний день Русальной недели (или в понедельник Петрова поста) выводила ряженую за село в ржаное поле или к реке, на кладбище;
там с «русалки» срывали венки, бросали их в воду, в костер, за ограду кладбища и разбегались с места проводов, чтобы «русалка» не догнала и не навредила. Ср. восточнославянские поверья о появлении на земле в первый день Русальной недели душ девушек, умерших до брака,— русалок и о возвращении их на «тот свет» в последний день троицко-русального периода.
и поэтому решила принять участие в вашем конкурсе.
